The periodic table is an icon. But chemists still can’t agree on how to arrange it
New data about the elements and their relationships have led to debate over the 150-year-old table’s optimum ordering
One hundred fifty years after Russian chemist Dmitri Mendeleev published his system for neatly arranging the elements, the periodic table it gave birth to hangs in every chemistry classroom in the world and is one of the field’s most recognizable symbols. But the solid squares and familiar patterns of today’s table mask one of its fundamental characteristics: “the” periodic table does not exist.
It’s been mutable from the beginning. Not only has it grown as new elements have been discovered; it has also added columns and changed shape as we’ve gained new understanding of the elements’ properties and their relationships to one another. And scientists are still debating its optimum configuration.
Some believe chemical properties should dictate how the elements line up on the periodic table. Others think a more fundamental principle is needed, like electronic configuration or simply atomic number. Partisans are clashing over which elements belong in group 3, where helium should go, and how many columns the periodic table should have. They follow a long line of chemists and physicists who have worked and reworked the elements into a semblance of order.
“What I find interesting about the current debate is there are people who insist on there being one right table,” says Michael D. Gordin, a Princeton University historian who has written about Mendeleev, Julius Lothar Meyer, and other creators of early periodic tables. “It would have struck people like Mendeleev and Lothar Meyer as weird.” Gordin says the periodic table pioneers understood their tables to be a reflection of natural laws but recognized that different tables could represent those laws in different ways. That might be hard to imagine for those of us used to seeing the familiar shape of the table on our coffee mug or shower curtain.
Setting the table
Mendeleev wasn’t the first to recognize patterns in the elements, nor was he the first to try to depict those patterns in a diagram. Chemist Johann Wolfgang Döbereiner, for instance, identified triads of elements with shared properties in 1829. Today we’d recognize these as members of the same group or column of the periodic table, like chlorine, bromine, and iodine.
Geologist Alexandre-Émile Béguyer de Chancourtois published a kind of periodic table in 1862 in which the elements spiraled up a cylinder according to atomic weight. Each column of elements shared properties.
Mendeleev published his table, which he called a “periodic system,” in 1869. It included all 56 elements then known, and if you squint, it has a somewhat similar shape to the periodic table we see today, only tipped 90° on its side. Mendeleev arranged the elements in order of increasing weight and broke them into rows such that elements in each column shared valence, the number of other atoms they combined with, as well as other properties.
What made Mendeleev’s table special was his recognition that the periodic system was strong enough to predict undiscovered elements, which he left holes for, and even their properties. Lothar Meyer was independently working on an almost identical table, but Mendeleev beat him to publication by a few months and secured his place in history.
One can trace today’s controversies over how the periodic table should look to the discovery of quantum mechanics and atomic numbers. Mendeleev ostensibly organized his table by increasing atomic weight, but he gave chemical properties a deciding vote. For example, tellurium is slightly heavier than iodine, but Mendeleev put tellurium first because it has the same valence as oxygen, sulfur, and other elements in its group. Tables have retained that ordering. Mendeleev didn’t know that tellurium has one fewer proton—and thus is one atomic number less—than iodine, which explains why they each belong where they do. “When you get atomic number, it provides logic” to the periodic table, Gordin says.
Along with protons came the discovery of electrons and the quantum-mechanical idea of atomic orbitals. These findings provided a whole new kind of logic for the periodic system. Although the organization of Mendeleev’s system didn’t change, scientists could now see that it was electronic structure that largely dictated elements’ properties and explained why members of the same group were similar. The Madelung rule, or aufbau principle, that dictates that electrons fill the 1s orbital first and then the 2s and the 2p and so on, further explained how the elements were ordered.
That brings us to the tables we see today, which don’t look that different from the versions famed chemist Glenn T. Seaborg drew in the 1940s. Seaborg moved the f-block elements—also called the lanthanide and actinide series—out of the main table to leave them floating below. This decision is generally understood as a concession to convenience; if those elements were in line with the others, the table would be too wide to fit on a standard sheet of paper or the type would be too small to read.
Seaborg included 15 elements in his f-block. That doesn’t make a lot of sense from an electronic configuration point of view, since the f orbitals hold only 14 electrons. But many tables—including the table on the website of the International Union of Pure and Applied Chemistry (IUPAC), which has the last word on naming elements and molecules—share this feature. It’s a way of avoiding one of the most controversial questions about the periodic table: What elements belong in group 3? No one disputes scandium and yttrium. But which elements come below those two? Lanthanum and actinium? Or lutetium and lawrencium?
Group decision
Today there’s no standardization in the periodic tables found in classrooms, labs, and textbooks. Some avoid the group 3 question and use a 15-element f-block. Others put La and Ac in group 3, and still others have Lu and Lr, with the remainder of the f-block floating below.
IUPAC has convened a working group to make a definitive recommendation one way or the other. One motivation for forming the task group, according to IUPAC’s website, is to clear up confusion among students and teachers about which table is correct.
Philip Ball, a science writer and member of the working group, says the debate comes down to a fundamental question of whether physics or chemistry shapes the table. Put another way, he says the group is debating whether to side with the quantum physics that determines elements’ electronic configurations or with the way elements behave chemically.
On the side of chemical behavior is Guillermo Restrepo, a mathematical chemist at the Max Planck Institute for Mathematics in the Sciences. Restrepo takes a historical view of how the table should be organized. He points to Mendeleev and his contemporaries, who found their periodic systems by studying elements’ properties, often through their binding behavior. “At the core of the periodic system, what you have is chemistry,” Restrepo says, “and you need chemical reactions.”
Dmitri Mendeleev's first published table included all the known elements and left
space for the elements his periodic system predicted were still undiscovered.
Restrepo and colleagues analyzed some 4,700 binary compounds containing 94 elements to determine how chemical reactions inform the periodic system (MATCH Commun. Math. Comput. Chem.2012, 68,417). The molecules could consist of more than one atom but only two elements. The researchers created a map that groups elements near those that form similar compounds. For example, fluorine, chlorine, and the other halogens sit next to each other because they all bind to similar elements.
Restrepo says this similarity landscape shows that lanthanum is more similar to scandium and yttrium than lutetium is, so it should be in group 3. But the analysis doesn’t provide a good answer about Lr versus Ac. Restrepo says the problem is there isn’t much data on how Lr and Ac bind to other entities. While there are tens of thousands of compounds one can use to study the similarities of Sc, Y, La, and Lu, Ac provides only about 70 data points, and Lr, fewer than 40, according to Restrepo.
Eric Scerri, a philosopher of science at the University of California, Los Angeles, and the chair of the IUPAC task group, disagrees. He believes Sc, Y, Lu, and Lr should be the group 3 elements. Scerri thinks a focus on chemical or physical properties is misguided. He compares it to early botanists’ classification of flowers by their color or petal number.
The periodic table on the website of the International Union of Pure and Applied Chemistry
avoids making a decision
about whether La and Ac or Lu and Lr are group 3 elements.
“You’ve got to go for something fundamental,” Scerri says, like electronic configuration. “Just to amass properties is never going to give you a definitive answer.”
Not that electronic configuration is perfect either, as Scerri will tell you. Exceptions have been made for some elements in the periodic table in terms of how their orbitals are filled, like copper. By the periodic table’s logic, all d-block elements should have filled s orbitals. But copper defies that logic. It should have the electron configuration [Ar] 3d9 4s2. Instead, its 4s atomic orbital remains unfilled, and one electron goes in its 3d shell, leading to the configuration [Ar] 3d10 4s1, which is more stable.
Scerri does prefer electronic configuration to what he calls “gross physical characteristics” for organizing the table. But he sees an even simpler logic to solve the group 3 problem: arrange by atomic number. If Scerri has his way, we’ll all have to get used to a newly arranged table.
Going wide
“My suggestion is simply this,” Scerri says. “Represent the periodic table in a 32-column format.”
Scerri calls 32 columns a more natural form for the periodic table and attributes the current dominance of 18 columns to convenience only. A 32-column table uses the atomic numbers as its logical foundation. Not only would it solve the group 3 question, but Scerri says 32 columns would be more correct because it puts the f-block in its rightful place: inside the table rather than floating below for convenience.
In a 32-column table arranged by ascending atomic number, lanthanum (atomic number 57) follows barium (number 56) to start the f-block, with actinium below it. That makes lutetium the first element in the third row of the d-block, with scandium and yttrium above it and lawrencium below to form group 3. Strict adherence to atomic number satisfies Scerri’s desire for a fundamental organizing principle and neatly sidesteps questions about chemical or physical properties.
Another table similar to the 32-column version has been proposed, but it uses electronic configuration rather than atomic numbers as its primary guide. French scientist Charles Janet’s left-step periodic table, devised in 1928, isn’t likely to make it into textbooks anytime soon, however. Janet moves the s-block to the right side of the table and includes helium at the top of group 2 because its s orbital, like other elements in that group, is filled.
Most tables place helium atop the noble gases. Scerri thinks helium’s demotion in the left-step table is one reason the table never got more traction, though recent experiments showing helium can form stable bonds help Janet’s argument that it belongs in a group with other reactive, rather than inert, elements.
The left-step periodic table, invented by Charles
Janet, is strictly based on atomic orbitals and electron-filling
order.
Regardless, read from top to bottom and left to right, the left-step table more correctly conforms to the Madelung rule, which states that electrons must first fill the lowest-available electron levels before filling higher ones, Scerri says. It has a regularity that current tables don’t: two periods of 2 elements, two of 8 elements, two of 18, two of 32. And when element 121 is discovered, it will begin the g-block and two new periods of 50 elements.
Relative difficulty
The filling order that most chemists are used to might not hold up for much longer, however. Some calculations show the Madelung rule breaks down at higher atomic numbers because of relativistic effects. Electrons in large atoms move so fast that their behavior—and the properties of the atoms they belong to—begin to change.
Fans of relativistic effects will be happy to know there’s a table for them too. Pekka Pyykkö, a theoretical chemist at the University of Helsinki, calculated electron configurations up to element 172 and made a table for them (Phys. Chem. Chem. Phys. 2010, DOI: 10.1039/c0cp01575j). Pyykkö doesn’t bother with the group 3 question. His table leaves a hole under yttrium and has three 15-element rows in an f-block floating beneath the main table. Nor is he so constrained by atomic numbers. For instance, element 164 is followed by elements 139, 140, and then 169. According to Pyykkö’s calculations, 139 and 140 are the first elements with electrons in the 8p orbital.
This table is, of course, largely hypothetical. Scientists have not yet synthesized any elements beyond 118, and while several groups are working to do so, it’s possible we will reach the limits of our abilities to forge new elements well before element 172 or even 139.
Pekka Pyykkö proposes a periodic table that goes all the way up to atomic number 172 and is based
on electronic configurations, which he calculated by taking relativistic effects into account.
“This is open land,” says Peter Schwerdtfeger, a theoretical chemist at Massey University studying superheavy elements. He calls Pyykkö’s calculations a “very good approximation” of the electron configurations but says more calculations are needed to pin down the precise characteristics of these elements. Pyykkö agrees. He too is waiting for more detailed calculations to show how wrong or right his table is.
And there are still other configurations of the elements that scientists are arguing for. Some tables look like rings or spirals. Some are 3-D, with lobes or stacks of element blocks. It seems less likely any of these will challenge the basic shape of the current table.
But Restrepo encourages scientists to think beyond just one table. “There’s a lot of discussion about if this table is good or bad, if this shape is better or worse,” he says. He prefers to focus on the periodic system rather than on the table. In a sense, he says, the system is like a sculpture, and the tables are shadows cast by lights shone from different angles. He says that allows chemists to find the periodic table or tables that are most useful to them, whether they’re looking for new elements or trying to understand properties in detail.
Gordin agrees on historical grounds. The periodic tables of the 19th century, he says, were made “to be flexible.” But he understands the resistance to radically different periodic tables, comparing new periodic tables to Pluto’s demotion from the ranks of planets. “The table you grew up with is the table you like.”
That raises a question about how much scientists and others should worry about these debates. “There’s a little group that argues over which [periodic table] is best,” Ball says. He believes the IUPAC group’s work is important because the current situation, with several competing tables, is confusing. But Ball says there’s no reason to think one table can capture the whole picture. “This notion of periodicity was so important for chemistry when the periodic table was first put forward and in the subsequent decades to make sense of this chaos of elements,” he says.
But today it should be more of a rule of thumb rather than a law of nature, Ball adds, arguing that there’s room for more than one periodic table: “Chemistry is about compromise.”
by Sam Lemonick
Chemical & Engineering News
January 7, 2019 (Vol. 97, issue 1)
Следующим выступил заместитель директора по научной работе Института углехимии и химического материаловедения Федерального исследовательского центра угля и углехимии СО РАН к.х.н. Алексей Петрович Козлов
– специалист в области углехимии и химии углеродных материалов. Алексей Петрович прочитал пленарную лекцию «Научные основы производства игольчатого кокса и углеродных сорбентов из нефтяного сырья и из ископаемых углей».
Он рассказал, что игольчатый кокс это высокотекстурированный углеродный материал, используемый для получения крупногабаритных графитированных электродов, применяемых при выплавке стали в электродуговых печах. Основным условием получения
высококачественного игольчатого кокса является квалифицированный подбор и подготовка исходного сырья коксования. В качестве сырья традиционно используются малосернистые остатки термодеструктивного происхождения: дистиллятные крекинг-остатки, смолы пиролиза, тяжелые
газойли каталитического крекинга с современных установок FCC.
Постоянное возрастание экологических и химмотологических требований к качеству получаемых нефтепродуктов; необходимость увеличения выходов целевых
продуктов; постоянное увеличение глубины переработки нефти, обуславливающее необходимость вовлечения в переработку все больших количеств труднопревращаемых вторичных фракций; необходимость снижения энергоёмкости гидрогенизационных процессов – все
вышеперечисленные факторы приводят к тому, что происходит постоянное совершенствование катализаторов гидрогенизационных процессов.
Продолжила пленарную сессию лекция «Роль каталитических процессов в ключевых стадиях промышленного синтеза капролактама», представленная ведущим научным сотрудником лаборатории каталитических исследований Томского
государственного университета д.х.н. Эльдаром Мусаевичем Дахнави. Несмотря на некоторые достижения в области усовершенствования, производство капролактама все еще остается очень энергоемким с высокими расходными
нормами сырья и c образованием большего количества побочных и сопутствующих продуктов. Все российские производственные мощности по капролактаму базируются на технологии промежуточного образования циклогексанона (Анон) из циклогексана (ЦГ), с его дальнейшим
оксимированием и перегруппировкой получаемого оксима в капролактам. Общий выход капролактама на поданный бензол, в среднем, составляет около 70 %, что свидетельствует о невысоком уровне данного промышленного процесса. Наиболее «слабым звеном» в
рассматриваемой технологической цепочке является стадия окисления циклогексана, и для увеличения эффективности всего производства необходимо улучшить показатели синтеза и выделения Анона из реакционной массы.
Далее выступил ведущий научный сотрудник Лаборатории каталитических методов преобразования солнечной энергии Института катализа СО
РАН, д.х.н. Владимир Викторович Чесноков – специалист в области механизмов образования углерода из углеводородов на катализаторах различной природы, синтеза углеродных наноматериалов, новых каталитических
процессов глубокой переработки углеводородного сырья. Лекция «Каталитические методы обезвреживания хлорпроизводных углеводородов» была посвящена проблеме утилизации или уничтожения отходов, содержащих
хлорпроизводные углеводороды. Актуальность данной темы обусловлена в первую очередь необходимостью защиты окружающей среды от вредных промышленных отходов. Исследование новых каталитических систем в
данной области могло бы позволить разработать новый способ разложения хлоруглеводородов не только с целью утилизации, но и для получения из них ценных химических продуктов. В лекции были
представлены результаты работы по разработке каталитических методов обезвреживания хлорпроизводных углеводородов.
Первый рабочий день школы молодых ученых завершала лекция «Сжигание в кипящем слое катализатора – универсальная технология
переработки органического сырья», прочитанная к.х.н. Юрием Владимировичем Дубининым – научным сотрудником Лаборатории каталитических процессов переработки возобновляемого сырья Института катализа СО РАН. По наблюдениям
докладчика, общим недостатком всех традиционных способов сжигания топлива является высокая температура процесса, что приводит к загрязнению атмосферы токсичными продуктами сгорания. Кроме того, в
настоящее время большой интерес вызывает включение в топливные ресурсы не использовавшихся ранее низкокачественных топлив, в том числе техногенных отходов и возобновляемой биомассы. Использование таких материалов сильно затруднено или невозможно вследствие их
свойств (низкая калорийность, высокая влажность) и высокой экологической опасности процесса их переработки. Таким образом, необходима современная технология утилизации различного рода топлив и отходов, сочетающая в себе высокую эффективность и соответствие всем
существующим экологическим стандартам.
Второй рабочий день мероприятия был открыт лекцией «Процессы и катализаторы конверсии природных углеводородных газов в практически
важные продукты». Докладчиком выступил директор Института химии нефти СО РАН, специалист в области нефтехимии, катализа, газо- и нефтепереработки д.х.н. Александр Владимирович Восмериков.
Работы А.В. Восмерикова посвящены решению одной из важнейших народно-хозяйственных задач – разработке и созданию высокоэффективных катализаторов для процессов переработки углеводородного сырья. В лекции обсуждались вопросы
переработки природного газа, считающегося перспективным источником энергии на фоне острой необходимости замены нефти на альтернативные источники углеводородов.
Далее выступила к.х.н. Светлана Анатольевна Яшник (старший научный сотрудник Лаборатории экологического катализа Института
катализа СО РАН) с лекцией «Подходы к регулированию каталитических свойств Cu-замещенных цеолитов в пероксидном окислении органических экотоксикантов и функционализации метана».
Медь-замещенные цеолиты интенсивно изучаются в силу широкого спектра их практического применения, включающего как процессы очистки газовых выбросов и водных стоков от экотоксикантов, так и синтеза
востребованных органических соединений. Каталитические характеристики Cu-содержащих цеолитов в реакциях глубокого и селективного окисления органических соединений контролируются окислительными свойствами
Cu-структур, зависящими от электронного состояния иона меди, наличия в Cu-структурах реакционноспособного кислорода или способности к его активации, взаимодействия Cu-структур с каркасом цеолита, условиями процесса. 
Старший научный сотрудник Лаборатории каталитических методов преобразования солнечной энергии Института
катализа СО РАН к.х.н. Дмитрий Александрович Булушев продолжил научную программу школы с выступлением на тему «Получение водорода из муравьиной кислоты на гетерогенных катализаторах».
Получение водорода из муравьиной кислоты вызывает особый интерес в связи с тем, что эта кислота может быть использована для хранения водорода и получена из биомассы или гидрированием СО2
при низких температурах. Было рассмотрено газофазное разложение муравьиной кислоты. Для этой реакции необходимы катализаторы и условия, которые определяют высокие скорости и селективности процесса
по отношению к водороду и CO2. Перспективными носителями являются углеродные пористые материалы, поскольку их поверхность высока и они инертны по отношению к кислым и щелочным средам. Кроме того, имеется возможность их допирования
кислородом или азотом с целью изменения активности катализатора. 
Лекция «Получение малотоннажных химических продуктов и биотоплив из древесины» была прочитана заведующим лабораторией комплексной переработки биомассы
Института химии и химической технологии СО РАН (Красноярск) д.х.н. Валерием Евгеньевичем Тарабанько, в основную сферу интересов которого входят исследование топлив из возобновляемого растительного сырья; химия древесины; исследование
процессов переработки углеводов и лигнинов в ценные химические продукты. Цель доклада заключалась в оценке современного состояния исследований и перспектив развития процессов переработки растительного сырья в биотоплива, а также такие продукты как
фурфурол, левулиновая кислота и другие продукты тонкого органического синтеза.
Продолжила тему биопереработки старший научный сотрудник Лаборатории каталитических методов преобразования солнечной энергии Института катализа СО РАН к.б.н.
Ксения Николаевна Сорокина с лекцией «Перспективные источники возобновляемого сырья и их биотехнологическая переработка в востребованные продукты». 
